Часть девятая, перевоспитательно-воробиьная
Гости – это хорошо. Просто замечательно. Первые три дня. Через неделю вдруг замечаешь, что эти милые посетители давно ведут себя как дома и наводят повсюду собственные порядки. Через две затянувшийся визит начинает напоминать оккупацию: ванная комната вечно занята, пульт от телевизора почему-то лежит в холодильнике, в конфетной вазочке поселился фен, по гостиной разбросаны чьи-то вещи и – главное – от этого безобразия совершенно негде укрыться. Куда бы ты ни пошел в надежде побыть хоть пять минут в одиночестве – какой-нибудь гость непременно тут как тут. Ведь именно в этот момент ему позарез необходимо поделиться с тобой историей из своего детства, рассказать свежий анекдот, пожаловаться на соседскую собаку, которая опять его облаяла, или просто поболтать о погоде. Ты себе больше не принадлежишь – как, впрочем, и твой дом, твоя комната и твоя любимая чашка для молока...
Не то чтобы Лежебока совсем не любил гостей – он их любил, но недолго и в небольших количествах. И очень сочувствовал рагандуку, у которого третий месяц жил нахальный воробей. «Понимаешь, – жалобно объяснял медведь, прогуливаясь с Лежебокой по парку и вздрагивая от каждой пролетающей мимо птички, – я был просто обязан пригласить его к себе, ведь он спас мне жизнь». «Ты тоже спас ему жизнь, – сердито возражал Лежебока, – а он над тобой издевается!» Рагандук вздыхал и отводил глаза. Он и в страшном сне не мог представить, что все так получится...
Ведь начиналось все очень хорошо. Просто замечательно. Воробей пришел от квартиры рагандука в восторг и тут же побежал принимать ванну. Купался он долго, с утра до самого вечера. Рагандук, все время заточения в башне мечтавший о теплой воде и ароматной пене, терпеливо расхаживал по дверью, дожидаясь своей очереди. Он ведь был очень мудрым и тактичным, и не хотел беспокоить бедную лесную птичку, прежде не имевшую доступа к банным благам цивилизации. Наконец дверь распахнулась, из нее, оставляя на полу мокрые пятна, вышел распаренный воробей, и обрадованный рагандук поспешил к любимой ванне. «Куда это ты? – возмутился воробей. – А кормить меня кто будет?» «Возьми себе в холодильнике все, что понравится», – великодушно предложил медведь, лапы которого уже тянулись к крану с горячей водой. «Вот так, значит, у вас встречают гостей? – воробей возмущенно вздернул голову, запрыгнул на диван и принялся отряхиваться. – Да я лучше останусь голодным, чем стану заглядывать в чужие холодильники!»
Медведь вздохнул и поплелся на кухню. Ведь законы гостеприимства обязывают сначала ублажить гостей, и только потом думать о собственных потребностях. Похоже, что когда-то в глубокой древности эти странные законы придумали сами гости, чтобы было удобнее эксплуатировать хозяев. На первое воробей заказал суп-пюре из цветной капусты, на второе – пиццу с морепродуктами, на третье – пельмени с грибами, на четвертое – пирожки с малиной, а на пятое – банановый коктейль со сливками. Ничего похожего в холодильнике не обнаружилось, и рагандуку пришлось здорово попотеть у плиты, исполняя воробьиные капризы.
Суп показался птичке слишком холодным, пицца – слишком горячей, а пельмени с пирожками – слишком большими. «Если ты не рад видеть меня у себя в гостях, – обиженно заявил воробей, попивая банановый коктейль и расплескивая его на диван, – так и скажи. Я тут же улечу». «Что ты, – испугался медведь. – Просто мне раньше никогда не приходилось готовить для таких мелких... – воробей нахмурился, и рагандуку пришлось срочно исправляться: – Э-э-э... маленьких... я хотел сказать: изящно-миниатюрных гостей. Но не волнуйся, я сейчас все переделаю!»
И он принялся подогревать суп, охлаждать пиццу и лепить крошечные пельмени с пирогами. А вылепить здоровенными медвежьими лапами пирожок размером с желудь, скажу я вам, ужасно сложно. Бедный рагандук провозился с угощениями почти до утра, да так и заснул потом на кухонном полу. Ведь в гостиной на диване все равно спал воробей...
Утром выспавшийся воробей первым делом побежал купаться, и уже из ванной прокричал свои пожелания по поводу завтрака. Рагандук с трудом продрал глаза (на твердом кухонном полу не очень-то отдохнешь), сделал дорогому гостю творожную запеканку, фруктовый салат, тосты с тремя видами сыра, фаршированный орешками чернослив и три порции горячего шоколада, отнес поднос с завтраком в ванную (вылезать из воды воробей не пожелал), навел порядок в квартире и поплелся на работу – голодный и немытый. В тот день он пел особенно печальные и душераздирающие песни – публика устроила артисту долгие овации, а критики написали, что похищение и пленение явно пошли на пользу медвежьему таланту.
Усталый, но счастливый певец вернулся домой, нагруженный коробками с тортами и пирожными – и застал в гостиной очень сердитого воробья. На вновь образовавшийся в квартире беспорядок (в виде остатков пиццы на ковре, брошенного на столе воробьиного носка и щедро политого горячим шоколадом дивана) медведь тактично не обратил внимания и вежливо поинтересовался: «Как дела?». «Как дела?! – вскричал воробей. – Какие, черт побери, у меня могут быть дела?! Сижу тут, как в клетке, голодный и несчастный, а ты ходишь неизвестно где!» «Вообще-то я был на работе, – сообщил рагандук. – А разве гора еды, которую я наготовил утром, уже закончилась?» «Вот так всегда, – проигнорировал его вопрос воробей. – Сами пригласят в гости, а сами на работе торчат! Ой, а что это тут у тебя?» Он подлетел к кондитерским коробкам и принялся срывать с них ленточки. «Подожди, я сейчас обед сварю», – попытался остановить его медведь, но воробей лишь отмахнулся, накидываясь на торт, и по комнате тут же полетели крошки и брызги крема...
Первая неделя прошла в тщетных попытках рагандука приучить воробья к поддержанию чистоты в квартире. Вместо этого воробей приучил медведя к ежедневному отмыванию гостиной и кухни от остатков пирожных и тортов, а также к длительному ежевечернему купанию самого воробья, измазанного в креме от клюва до кончиков ног. Медведи – существа стоические, и могут выдержать практически все, что угодно. Вскоре рагандук привык к тому, что являлся звездой только за порогом квартиры, а у себя дома мог претендовать лишь на роли кухарки и уборщицы.
Но на второй неделе на него свалилась новая напасть: воробей объелся конфетами, заскучал и потребовал развлечений. «Порядочные хозяева, между прочим, – заявил он однажды ненастным зимним утром, горестно подперев голову крылом и нехотя ковыряя ложечкой ананасовое желе, – устраивают своим гостям культурную программу. А ты меня взаперти держишь, как какое-нибудь чудовище». Рагандук отложил праздничный галстук, который пытался завязать перед зеркалом, и виновато развел лапами: «Об этом я, признаться, как-то не подумал. Но ничего: в субботу у меня выходной, и мы обязательно...» «Что?! – подскочил воробей. – По-твоему, я должен сидеть здесь до субботы? Одинокий и несчастный, всеми отвергнутый, никому не нужный? Непризнанный герой, оставленный без награды, умирающий в забвении и нищете...» «Не могу же я взять тебя с собой на работу», – растерялся медведь. «Это почему же? – прищурился воробей. – Я недостаточно хорошо выгляжу? – рагандук отрицательно замотал головой. – Или ты считаешь, что я не умею себя вести в приличном обществе?» Это было гораздо ближе к истине, и медведь замешкался с ответом, боясь обидеть гостя. «Та-а-ак! – угрожающе процедил воробей. – Значит, как лететь через всю страну – в страшный мороз, без провианта, с риском для жизни – так и я вполне сгожусь. А как выделить одно несчастное место в одном несчастном театре на одном несчастном концерте одного несчастного медведя...» «Ладно, – обреченно перебил его рагандук. – Одевайся».
Вот так и случилось, что воробей оказался на юбилейном (сотом по счету) сольном выступлении медведя в оперном театре. Зал набился битком: пришли все местные почитатели рагандука, приехало много гостей из других городов и стран, не обошли вниманием выдающееся культурное событие и телевизионщики. Все места в первом ряду были распределены заранее: здесь сидели Марта и Лежебока с родителями, мэр с женой и парадной белой лошадью, шеф полиции с пойманными преступниками (в качестве перевоспитательной меры их заставляли раз в неделю слушать трогательные медвежьи песни), главный ветеринар с представителями общины диких пчел, кондитер со свежеиспеченными пирожными и другие лучшие друзья рагандука.
«А где буду сидеть я?» – требовательно спросил у медведя воробей. «Можешь сидеть на подлокотнике моего кресла», – предложил подошедший Лежебока. Воробей смерил его презрительным взглядом: «Разве герою-спасителю городской знаменитости не полагается отдельное место?» «Хочешь постоять за кулисами? – спросил рагандук. – Там самое почетное место. А если поставить стул или даже мягкое кресло...» «Я буду сидеть в зале, – отрезал воробей, – или вообще уйду». Медведь умоляюще посмотрел на Лежебоку: «Пожалуйста, усади его куда-нибудь! До начала концерта всего десять минут, а я еще переодеться не успел!» Рагандук благородно умолчал о том, что задержался из-за воробья, который слишком долго чистил дома перышки, крутился перед зеркалом и причесывался. Не успел Лежебока кивнуть, как воробей предупредил: «Я буду сидеть только в первом ряду. Или вообще...» Медведь закатил глаза и занервничал, что было совсем уж недопустимо: от переживаний у него мог пропасть голос. «Я уступлю ему свое место, – торопливо сказал Лежебока. – Иди в гримерку, и ни о чем не беспокойся». «Спасибо, ты настоящий друг», – просиял рагандук и побежал готовиться к выходу на сцену. А воробей только фыркнул: мол, знаем мы таких друзей.
Он занял кресло Лежебоки, и все первое отделение гордо восседал на нем, периодически помахивая крылом в сторону телекамер и улыбаясь во весь клюв. А Лежебока наблюдал за выступлением рагандука из-за кулис, и ничуть об этом не жалел, потому что ему было видно и медведя, и всех зрителей, и папу с мамой, и бабушку с дедушкой, и Марту. В антракте воробей слетал в буфет, напился там детского шампанского из чужого бокала и решил, что концерт получается слишком скучным. И когда во втором отделении рагандук вышел на сцену в черном смокинге и запел самую печальную из своих песен, случилось страшное. Самый младший преступник так расчувствовался, что заплакал и собрался сделать шефу полиции важное признание, а Самый главный преступник больно-пребольно наступил ему на ногу и велел заткнуться. Но страшным было совсем другое: воспользовавшись преступной суматохой, воробей вспорхнул из кресла, вылетел на сцену, сделал два круга над певцом и спикировал прямо ему на голову. Некоторые несознательные зрители засмеялись. Ободренный успехом, воробей поклонился и принялся танцевать на голове рагандука. Смахнуть птицу с себя медведь не мог, ведь он был полностью поглощен исполнением трагической песни о беспросветных днях, проведенных в плену, о суровом голоде, пронизывающем холоде и безжалостных похитителях, о потерянной надежде и ожидании неминуемой смерти. В это время развеселый воробей выплясывал на его голове ламбаду и корчил смешные рожи. Зрелище и впрямь получилось комичным, поэтому скоро половина зала покатывалась со смеху. Вторая половина старалась внимательно слушать песню, но это у нее плохо получалось.
Напрасно Лежебока отчаянно размахивал руками из-за кулис и знаками приказывал воробью покинуть сцену: разошедшаяся птица не замечала никого, кроме себя. К счастью, на помощь мальчику пришел директор театра. Как только рагандук закончил петь, директор объявил зрителям, что сейчас будет небольшая техническая пауза, приказал своему помощнику опустить занавес, и принялся вместе с Лежебокой и рабочими сцены ловить несносного воробья. Но птица оказалась очень прыткой, и ее ловцы (под продолжавшийся хохот зрительного зала) лишь опрокинули декорации, уронили стойку с микрофоном в оркестровую яму, разбили осветительную рампу и порвали занавес. Концерт был сорван окончательно и бесповоротно. А воробей преспокойно вылетел в слуховое оконце и был таков.
«Ты должен немедленно его выгнать, – втолковывал Лежебока расстроенному рагандуку, сидя с ним в гримерке и отпаивая его валерьянкой. – Вот уж не думал, что на свете бывают существа хуже, чем Генрих, но твой воробей отвратительнее в тысячу раз!» «Надеюсь, он и сам уже улетел, – слабым голосом отвечал медведь. – И выгонять никого не придется». «Я тоже на это надеюсь. Но если что – зови меня», – похлопал его по плечу Лежебока. Рагандук кивнул и попросил оставить его одного: он еще никогда не переживал столь сокрушительного провала, и не хотел, чтобы Лежебока видел его в таком жалком состоянии. Мальчик выдал другу дополнительную порцию валерьянки и побежал к поджидавшей его Марте, хотя интуиция подсказывала ему, что медведя следует проводить домой. Но если приходится выбирать между интуицией и Мартой, любой нормальный мальчишка выберет Марту.
И рагандук долго-долго сидел в гримерке один, а потом пошел домой один. И пришел домой один. И застал там... правильно, воробья, который, как ни в чем не бывало, сидел на диване, закинув ногу на ногу, и щелкал телевизионным пультом, переключая каналы. «До чего же наглые люди у вас в театре работают!» – начал воробей, но тут медведь не выдержал. И страшно-престрашно зарычал. «Ты сорвал мой юбилейный концерт! – рычал он. – Ты опозорил меня на весь город. Нет – на всю страну! Нет – на весь мир! Кто позволил тебе плясать на мне во время выступления?» Воробей был хоть и бесстыжим, невоспитанным и дерзким, но очень сообразительным. Он сразу отложил пульт, слез с дивана, съежился, виновато опустил голову и изобразил крайнюю степень раскаяния. «Прости! – проникновенно сказал он. – Сам не знаю, что на меня нашло. Ты так талантливо пел, что я... Оно как-то само получилось. Честно». Он попытался заглянуть рагандуку в глаза, но тот сердито отвернулся. «Все понял, – трагическим голосом произнес воробей. – Иду собирать вещи. И не останавливай меня, я все равно улечу». Медведь и не думал его останавливать. Воробей медленно залез под диван и достал там один носок. «Это ничего, что мне негде жить», – прошептал он. Рагандук сделал вид, что ничего не слышит. Воробей, нарочито прихрамывая, побрел на кухню за вторым носком. «Это ничего, – крикнул он оттуда, – что в лесу сейчас нет еды, и меня ждет голодная смерть». Сердце у медведя сжалось. «Стану добычей какой-нибудь голодной лисы, – мстительно добавил воробей, выходя из кухни с рагандучьим галстуком вместо своего носка. – Или волка. Надеюсь, они не будут долго меня мучить, а проглотят одним махом». Рагандук поперхнулся и закашлялся. «Куда же этот носок запропастился? – воробей окинул комнату задумчивый взглядом и пригорюнился: – А если мне попадется дряхлая лиса со старыми зубами? Она будет долго жевать мои косточки, а я буду еще жив, и буду чувствовать каждое ее движение, причиняющее невыносимую боль...» «Оставайся! – не выдержал медведь. – Но если ты еще хоть раз...» «Правда? – подпрыгнул воробей и зашвырнул носок с галстуком обратно под диван. – Торжественно клянусь: на твои концерты я больше не летаю. Лучше послушаю трансляцию дома, по радио. Ну что, мир?» «Мир, – вздохнул рагандук. – Но что я скажу Лежебоке?!» «А ты ему ничего не говори, – предложил находчивый воробей. – Давай сделаем вид, что меня вообще в природе не существует. А я буду сидеть тише воды, ниже травы. Убирать буду, посуду мыть. Кашу научусь варить. Честное воробьиное!» И, представьте себе, наивный медведь ему поверил...
Целых три дня воробей пытался держать свое обещание. Конечно, пол после него приходилось подметать повторно, посуду – перемывать заново, а кастрюлю и вовсе отдраивать пару часов от подгоревшей каши, но все же он старался. Рагандук очень гордился, что ему удалось перевоспитать птичку, и печалился, что нельзя поделиться этой радостью с Лежебокой. На четвертый день выяснилось, что радость была преждевременной: воробей сказался больным и неспособным к выполнению тяжелой домашней работы. Чем именно болен воробей, медведю выяснить так и не удалось, но таинственная птичья болезнь упорно не желала излечиваться, и постепенно все вернулось на круги своя: звездой рагандук был только за порогом квартиры, а у себя дома исполнял роли кухарки и уборщицы.
Лежебока никак не мог понять, почему к медведю, несмотря на отлет воробья, никак не возвращается прежняя жизнерадостность. Он даже предлагал другу познакомить его с маминым психоаналитиком, но рагандук неизменно отказался, ссылаясь на свою занятость. Тайна открылась случайно. Мальчик и медведь, беседуя, бродили по городу и незаметно добрели до дома рагандука. «Очень кстати, – обрадовался Лежебока, – а то я совсем замерз. Горячим шоколадом угостишь?» Медведь, который всегда радовался каждому приходу Лежебоки, вдруг смутился и отвел глаза. Мальчик истолковал его молчание по-своему: «Ну, нет шоколада – выпьем чаю с пирожными». Рагандук покачал головой: «Дело в том, что пирожных... э-э... тоже нет». «Это не страшно, – откликнулся Лежебока, но медведь не тронулся с места, перекрывая собой дверь, и тогда мальчик заподозрил неладное: – Эй, ты что, не хочешь меня в дом пускать?» «Понимаешь... У меня там... кхм... беспорядок», – покраснел рагандук. «Нашел чем испугать, – рассмеялся Лежебока. – В моей комнате тоже постоянный кавардак». И потянул на себя ручку входной двери. «Постой, – решился медведь. – Дело в том, что там... Там... Короче, у меня до сих пор живет... кхм... воробей». «Что?!» – опешил Лежебока. «В лесу голодно... и холодно... – смущенно пробормотал медведь. – И его чуть не съела лиса...» «Какая еще лиса?! – вскричал Лежебока. – В нашем лесу он всего одна, и питается только зайцами, забыл?» «Тише ты, – прошептал рагандук. – А то он услышит и обидится». «Так бы сразу и сказал, – оскорбился Лежебока. – Теперь мне все ясно. Он теперь твой лучший друг, а мне ты перестал мне доверять, поэтому все от меня скрыл!» «Да нет же! – ответил медведь. – Ты мой самый лучший друг. А он... Понимаешь, мне его стало так жалко, что я... не смог его выгнать. И тебе сказать постеснялся. Прости, что обманул...» Лежебока пристально посмотрел на друга: «Он хоть научился вести себя прилично? Или по-прежнему тобой командует?» «Научился, научился», – торопливо заверил его рагандук. «Тогда почему ты не пускаешь меня в квартиру?» – хмыкнул мальчик. И рагандуку не оставалось ничего другого, как вздохнуть и распахнуть дверь перед Лежебокой.
Насчет беспорядка в квартире он не соврал. В кресле валялся расклеванный торт, на ковре – раскрошенные пирожные, на столе, в луже растаявшего мороженого – журнал комиксов и конфетные обертки. Перемазанный вареньем воробей возлежал на диване и смотрел хоккей по перемазанному медом телевизору. «Добрый день, – проговорил Лежебока, созерцая устроенное воробьем безобразие. – Мда. Что-то у вас тут... неаккуратно как-то». «И не говори, – согласился воробей. – Я ему уже сто раз объяснял, – он кивнул на медведя, – что уборку надо делать два, а лучше – три раза в день. А он, видите ли, не успевает!» «А почему бы тебе самому не убрать хоть раз?» – насмешливо спросил Лежебока. Рагандук закашлялся и принялся нервно сгребать обертки от конфет. «Мне?! – воробей возмущенно поглядел на мальчика. – Ты видел эти крылья? А эти ноги? У меня же дистрофия, анемия и упадок сил! Я могу умереть при попытке поднять веник!» Лежебока оценивающе посмотрел на раскормленную птицу, покачал головой, повернулся к медведю и грозно сказал: «Вижу, все-таки придется мне вмешаться!» «Не надо, – испугался рагандук. – Я сам».
Он долго чесал в затылке и откашливался, но в конце концов собрался с духом, повернулся к воробью и осторожно поинтересовался: «Слушай, а как там твои... кхм... домашние дела?». «Какие еще домашние дела?» – удивился воробей. «Ты мне в башне как-то рассказывал: дети не кормлены, корова не доена», – напомнил медведь. «Ну ты даешь, – воробей покатился со смеху, – какая у меня может быть корова?! И детей тоже нет, поскольку я убежденный холостяк». «То есть ты соврал?» – строго уточнил Лежебока. «Не соврал, а слегка приукрасил картину для придания своему имиджу глубины и неоднозначности, – поправил его воробей и с подозрением посмотрел на помрачневшего рагандука. – А в чем, собственно, дело? Если я тебе в тягость – так и скажи! Я тут же улечу. И крыла моего больше здесь не будет!» Лежебока толкнул медведя локтем в бок, призывая друга сказать правду или хотя бы просто кивнуть, но врожденная вежливость медведя победила. «Нет-нет, что ты, – ответил он. – Я... кхм... очень даже рад, что ты у меня живешь». Воробей победно посмотрел на Лежебоку и быстро показал ему язык – так, чтобы рагандук не заметил. «А... Делайте что хотите!» – рассердился Лежебока, и впервые за все время знакомства с медведем ушел, не попрощавшись.
«Ну-с, – воробей спрыгнул с дивана и довольно потер крылья, – раз уж он все знает, можно больше не прятаться?» Медведь машинально кивнул, поглощенный мыслями о том, что Лежебока его больше никогда не простит. «А где у тебя завтра выступление, – вкрадчиво продолжил воробей, – в театре или на площади?» «На площади, – ответил рагандук, – только какая теперь разница?»
Разница, на самом деле, была очень большая, но об этом медведь узнал только на следующее утро, когда обнаружил, что воробей зачем-то облился зеленкой и надел на голову вместо шапочки красный клоунский нос. «Тебе стало хуже? – встревожился рагандук. – Температуру мерил? Может, вызвать врача?» «Обойдемся без врача, – ответил воробей. – Лучше скажи, как тебе мой сценический костюм?» «Какой костюм?! – побледнел медведь. – Ты же обещал в театре больше не показываться». «Но насчет площади я ведь ничего не обещал?» – хитро подмигнул воробей, и возразить ему на это было нечего.
Справедливости ради надо сказать, что второй артистический дебют воробья оказался гораздо успешнее первого: поскольку выступления рагандука на площади были не грустно-проникновенными, а развлекательно-увеселительными, кривляющаяся птичка отлично в них вписалась. Публике, во всяком случае, дуэт воробья и медведя (на афишах так и значилось: «Выступает знаменитый спаситель млекопитающих, выдающийся артист Воробей и его дрессированный домашний медведь») очень нравился. А что думал по этому поводу сам рагандук, никто не знал, потому что после ссоры с Лежебокой он замкнулся в себе и перестал общаться с людьми.
Лежебока, между тем, вовсе не собирался никогда не прощать друга. Он разрабатывал новый план по его спасению, на сей раз от бессовестного воробья. Сначала мальчик вступил в сговор с городским мэром, и договорился, чтобы тот предложил воробью отличное трехкомнатное гнездо в птичьем заповеднике и полный пансион за счет городского бюджета. Но воробей от заманчивого предложения почему-то отказался: видимо, подозревал, что лесная публика не станет так рукоплескать ему, как городская. Тогда Лежебока обратился за помощью к главному ветеринару, который хвастался, что может с помощью специальной прививки усмирить любое животное. Увы, и этот план провалился: завидев шприц, воробей заявил, что с детства терпеть не может иголки (он как-то пытался атаковать ежа, и укололся об него), поэтому на подобную пытку ни за что не согласится.
Лежебока так приуныл, что его родственникам пришлось созывать срочный военный совет и придумывать новые способы избавления от воробья. «Может, пригласим птичку в гости? – задумчиво спросила бабушка. – Я испеку пирогов с капустой, это всегда срабатывает против хулиганов. Они наедаются и добреют». «Чем больше этот пернатый злодей ест, тем нахальнее становится, – отрезал Лежебока. – А нам потом год придется уборку в доме делать!» «А давайте я подкрадусь к нему и дуну в рожок, – самоотверженно предложил дедушка. – Он испугается и навсегда улетит из города». «Это слишком жестоко. Ты бы еще предложил скормить его кошке», – укоризненно возразила мама. «Между прочим, тоже вариант», – кивнул папа. «Нет, – твердо сказал Лежебока. – Мы не можем так поступать: мы же не преступники какие-нибудь». «Правильно, – поддержала его мама. – Лучше отправим его к моему психоаналитику. У воробья наверняка есть какая-то детская психологическая травма, из-за которой он и ведет себя так безобразно». «Лучше уж кошка, чем твой психоаналитик», – хмыкнул папа, но поддержки среди других членов семьи не нашел.
Заманить воробья к психоаналитику оказалось непросто. Лежебоке пришлось экстренно примириться с рагандуком, задействовать целую цепочку знакомых, чтобы бдительная птица не заподозрила подвоха, и сочинить убедительную легенду о том, что каждый выдающийся артист, а тем более – знаменитый спаситель млекопитающих должен хотя бы раз в неделю посещать подобного специалиста, иначе коллеги его просто засмеют. «Ладно, – снизошел воробей, – слетаю, погляжу на вашего специалиста».
И слетал. Лежебокинская мама и прочие родственники с друзьями и знакомыми притаились под дверью и с замиранием сердца ожидали, чем закончится сеанс. Закончился он тем, что несчастный психоаналитик выскочил из кабинета с воплями: «Оставь меня в покое! Я не желаю об этом разговаривать! У меня было счастливое детство! Я не нуждаюсь в лечении!» и убежал, куда глаза глядят (впоследствии выяснилось, что добежал он до соседнего городка, да так и остался там жить). Затем в дверях показался гордый воробей и осведомился: «Ну-с, кто следующий?» Родственники с друзьями и знакомыми попятились и быстро освободили помещение: повторять судьбу психоаналитика никто не хотел. А воробей потом еще долго приставал к рагандуку, предлагая обсудить его психологические травмы (например, внезапную потерю семьи), чем окончательно затравил бедного медведя.
Но на крайние меры Лежебока решился не сразу после истории с психоаналитиком, а только через неделю – когда увидел, что воробей о чем-то шепчется с Генрихом. Два негодника явно замышляли что-то противорагандучье, поэтому Лежебока прибежал к дедушке и, задыхаясь, выпалил: «Все! Я согласен на рожок. И даже на кошку». «Я придумал кое-что получше, – хитро прищурился дедушка. – Ну-ка, назови мне лучшее средство перевоспитания бессовестных мучителей окружающих!» «Угол?» – предположил Лежебока: именно там его обычно перевоспитывала мама. «Холодно!» – фыркнул дедушка. «Ремень?!» – догадался Лежебока (папа не раз грозился применить к нему эту меру дисциплинарного воздействия). «Получше, но все равно холодно». «Неужели... тюрьма для малолетних преступников?» – ужаснулся Лежебока, вспомнив недавнюю передачу по телевизору. «Нет. Охота! – выразительно подняв вверх указательный палец, провозгласил дедушка. – Охота, друг мой, способна преобразить до неузнаваемости даже самого закоренелого негодяя...»