Часть третья, сонно-героическая

История умалчивает, дрожали ли коленки у Лежебоки и его папы, когда они входили в кондитерское логово спящего медведя. Скажем вам по секрету, что даже у самых героических героев в подобных ситуациях обычно трясутся верхние или нижние конечности, а зубы лихорадочно выстукивают сигналы «SOS», и ничего зазорного в этом нет. Более того: герой, который ничего не боится – никакой вовсе не герой, а бесчувственный деревянный чурбан или, в лучшем случае, оснащенный сенсорными датчиками робот из нержавейки. Настоящий же героизм заключается именно в том, чтобы идти навстречу опасности, наступив на горло собственному страху.

Папа с Лежебокой так и сделали. Правда, вместо страха они нечаянно наступили на длинный шарф, которым бабушка укутала Лежебоку поверх куртки – чтобы не простудился на улице. Шарф дернулся, как полузадушенный удав, и вместе с Лежебокой свалился на пол. Папа, в целях противомедвежьей безопасности крепко державший сына за руку, от неожиданности потерял равновесие и упал сверху на путаницу из шарфа и Лежебоки.

Лежебока сдавленно пискнул от радости (все-таки не каждый день на вас выпадает удача в виде стодвадцатитрехкилограммового папы), папа (видимо, тоже от радости) сдавленно чертыхнулся, и только шарф никак не отреагировал, потому что был слишком длинным, и соображал медленно, как жираф. Но молчание шарфа ситуацию не спасло: медведь приоткрыл один глаз и сонно воззрился на копошащуюся в трех метрах от него папо-шарфо-Лежебокинскую кучу. «Замри!» – просипел папа, и куча тут же замерла, только продолжала громко сопеть и подергивать чьей-то ногой.

«Надо бы подойти и понюхать», – вяло подумал медведь, масса пирожных и тортов в животе которого уже давно превысила массу самого живота, а также спины, лап и хвоста. «Ага, щас, – мысленно ответил он сам себе, закрывая приоткрытый глаз обратно, – только шнурки поглажу». Тут медведь с чисто медвежьей логикой посетовал на коварную судьбу, лишившую его шнурков, ботинок, утюга, гладильной доски и прочих достижений цивилизации. Потом он вспомнил об отсутствии в лесу электричества, газа и горячей воды. И о том, что в его холодной холостяцкой берлоге нет ни колбасы с окороками, ни халвы с конфетами, ни даже медведицы с медвежатами.  И совсем загрустил.

Дело в том, что когда-то давным-давно (а точнее – полтора года назад) наш медведь был вовсе не таким антисоциальным типом, как сейчас, и на чужие сосиски с пирожные не заглядывался. В те незапамятные времена у него была любимая жена-медведица, два хорошеньких сына-медвежонка, берлога – полная чаша, покладистый характер и отличная характеристика с места работы (он трудился старшим инспектором по делам несовершеннолетних диких пчел). И вот как-то раз отправился наш медведь в дальний лес обмениваться опытом с тамошними коллегами, вернулся через три дня домой – а дома-то и нет. Вход в берлогу поваленной сосной перекрыт, а медведицы с медвежатами и след простыл.

Бросился медведь с расспросами по друзьям и знакомым – а те глаза отводят. Дескать, не то буря в лесу случилась, не то землетрясение, не то тайфун с цунами, не то инопланетяне прилетали и метеорит свой Тунгусский обронили, только грохот такой стоял, что все со страху по норам попрятались, а куда медведица с детьми подевалась – о том знать не знают и ведать не ведают. Одна только лиса, известная своей повышенной зловредностью, иную версию случившегося выдвинула. Медведице, говорит, надоело твои постоянные отлучки терпеть, кедровые шишки от зарплаты до зарплаты считать и лучшие свои годы в берлоге без евроремонта проводить –  вот она и осерчала не на шутку, вещи собрала да к другому медведю, бывшему своему однокласснику, с детишками и уехала. У медведя того бизнес крутой, яхта своя, лимузин десятиметровый, пасека в Альпах, малинник на Рублевке, дача на Багамах – не то, что у некоторых. А что сосна повалена и в лесу беспорядок страшный – так это медведица на прощание дверью берлоги слишком сильно хлопнула, с разгневанными женами такое сплошь и рядом бывает.

Наш медведь, конечно, расстроился, хотя лисе и не поверил. Он долго искал следы своего пропавшего семейства вокруг берлоги и по всем окрестностям, но никого и ничего не нашел. Следов не то чтобы не было – их как раз было множество, но все какие-то странные, с непривычным, не лесным запахом. Поневоле задумаешься: кто их знает, этих бывших одноклассников, как они выглядят и чем пахнут? Дни напролет бродил медведь по лесу, надеясь встретить жену-беглянку, а вечерами взбирался на высокий холм у самого края леса и тоскливо смотрел вдаль, пытаясь сориентироваться, где находятся Альпы и Багамы, и сожалея, что в школьные годы плохо учил географию. Он похудел, осунулся, перестал ходить на корпоративные вечеринки, рассорился с друзьями, начал прогуливать работу и вскоре был переведен из старших инструкторов в младшие, а потом и вовсе разжалован в рядовые сборщики меда. Через полгода после случившегося несчастья медведь поскандалил с начальником, уволился с работы, нашел на другом краю леса заброшенную берлогу, переехал в нее и зажил там один-одинешенек...

Пока медведь предавался тягостным воспоминаниям, Лежебока и папа кое-как распутали шарф, разобрались, где чьи руки и ноги, заговорщически перемигнулись и по-пластунски тронулись в сторону оккупанта кондитерского магазинчика. Оккупант меж тем начал понемногу засыпать, поскольку у всех медведей есть такое правило: чем больше они расстраиваются, тем сильнее жалеют себя, а чем сильнее себя жалеют, тем больше им хочется спать. Собственно, они и в зимнюю спячку впадают именно из-за расстроенных чувств: очень сложно сохранять бодрое расположение духа, когда вам перестают приносить завтрак в постель, а фигура испорчена накопленным впрок жиром.

И если бы нашему медведю никто не мешал, он преспокойно проспал бы в тоске и печали до конца зимы, ведь на полный желудок спится гораздо крепче, чем на голодный, – но папа очень некстати дополз до задних медвежьих лап и собрался связывать их веревкой. Это была стратегическая ошибка: во-первых, медведи боятся щекотки еще больше, чем Лежебоки, а во-вторых, веревки умеют запутываться гораздо лучше, чем шарфы. Медведь снова приоткрыл глаз и увидел, что кто-то копошится прямо у него под носом. Этим кем-то был Лежебока, который решил не отставать от папы и как раз пытался накинуть второй конец и без того запутавшейся веревки на переднюю медвежью лапу.

Спросонья медведи близоруки – но не настолько, чтобы не заметить, что кто-то покушается на их родную лапу. «Ложись!» – громким шепотом просипел папа, заметив, что медведь приподнимает голову. Лежебока никогда не был послушным мальчиком, но в этот раз папино распоряжение выполнил молниеносно. Петля веревки, которую папа за мгновение перед этим собирался набросить на задние лапы медведя, от рывка Лежебоки таинственным образом накинулась вместо медвежьих лап на папины руки и затянулась на ней морским узлом. Отвратительное поведение веревки объяснялось тем, что в молодости она плавала на рыбацком корабле, да так и не избавилась с тех пор от вредной привычки завязываться узлами в самое неподходящее время.

Впрочем, в другом конце веревки Лежебока, падая, запутался по собственной инициативе. Вот так и вышло, что папа с Лежебокой, вместо того чтобы связать медведя, оказались стреноженными сами и, закрыв глаза, приготовились к любым неприятным неожиданностям. Поскольку медведи берут заложников очень редко, никто не знает толком, что они с ними делают – съедают сразу, держат в берлоге на случай голодной весны или засушивают на долгую память. И мы не знаем, что сделал бы медведь, нащупав лапой сопящего возле своей груди Лежебоку, если бы не пирожные. Пирожные – от которых, увы, теперь остались одни воспоминания – были наполнены нежнейшим кремом со взбитыми сливками. И эта сливочная нежность, заполнившая до краев медвежий живот, как-то незаметно переместилась в грудную клетку и захлестнула душу мохнатого зверя странной смесью любви и печали. Печалился медведь, как вы помните, не о пирожных, а о своих медвежатах, и взлохмаченная голова Лежебоки, который ужасно не любил расчесываться, показалась зверю очень похожей на голову его младшего сыночка.

Связанный папа бесстрашно рванул на помощь Лежебоке, которого медведь принялся с трогательным рычанием прижимать к груди. Медведь решил, что его старший сынок тоже нашелся, и радостно прижал к груди заодно и папу (размеры груди вполне позволяли). Лежебока и папа попробовали слегка подрыгаться, но быстро поняли, что это бесполезно: чем больше они дергались, тем сильнее медведь прижимал вновь обретенных родственников к себе. Оставалось покориться судьбе и расслабиться, что они и сделали. Преисполненный отеческих чувств медведь облизал сначала Лежебоку, а затем папу – и, совершенно счастливый, задремал.

Папа с Лежебокой полежали в медвежьих объятиях пятнадцать минут, переглянулись и решили, что можно выбираться. Но не тут-то было! Стоило им шевельнуться, как медведь снова проснулся, снова обрадовался находке детишек и снова вылизал их, обдавая приторно-сладким кремовым дыханием.  Папа с Лежебокой кривились, уворачивались как могли, но мужественно терпели. Через некоторое время медведь утомился от счастья и опять уснул, а папа с Лежебокой опять попытались освободиться, но медведь спал чутко, и у них опять ничего не вышло. Предприняв еще несколько безуспешных попыток, папа с Лежебокой устали не меньше медведя и решили немного передохнуть...

Когда на улице совсем стемнело, мэру, шефу полиции и прочим официальным лицам надоело ждать, пока наши отважные герои наконец соизволят вынести поверженного правонарушителя из кондитерского магазинчика, и они, на цыпочках прокравшись к двери, заглянули внутрь. Дивная картина открылась их глазам: посреди помещения, свободный и счастливый, весь в шоколадных крошках, сахарной пудре и каплях клубничного сиропа, сладко посапывал медведь. Рядом с ним, нежно прижатые к широкой медвежьей груди широкими медвежьими же лапами, безмятежно спали связанные собственной веревкой папа и Лежебока.

Официальные лица в ужасе попятились обратно, собрались в кучу под очень своевременно включившимся фонарем и принялись искать виноватого. Поиски продолжались недолго: мэр города, помня о надвигающихся выборах, грозно посмотрел на шефа полиции. Шеф полиции, помня о разбитой из-за уха своего подчиненного фаре заморского лимузина, грозно посмотрел на главного ветеринара. Главный ветеринар оглянулся по сторонам и попробовал грозно посмотреть на владельца кондитерского магазина, но пострадавший владелец подарил ему полный возмущения ответный взгляд, и круг замкнулся.

Все тут же потребовали от главного ветеринара объяснения вопиющего поведения медведя, папы и Лежебоки. Никаких объяснений у главного ветеринара не было, поэтому он прокашлялся и принялся нести околесицу про мир во всем мире, позитивное влияние молочных продуктов на характер правонарушителей и налаживание взаимопонимания между человеком и животными. «А делать-то теперь что?» – прервал его цветистую речь мэр. Главный ветеринар хотел бы предложить оставить все как есть, чтобы не нарушать чистоту уникального человеко-медвежьего эксперимента, но покосился на хозяина кондитерского магазинчика и передумал.

Тут к шефу полиции подбежал один из его заместителей и что-то взволнованно прошептал прямо в шефское ухо, отчего шефское лицо сразу приобрело мрачное выражение. «Между прочим, шептаться в присутствии городских властей невежливо!» – недовольно заметил мэр. «Да! Прекратите скрывать правду от народа!» – поддержали мэра столпившиеся вокруг официальных лиц зеваки. Шеф полиции строго оглядел толпу, помолчал, дожидаясь, пока наступит тишина, а потом трагически голосом сообщил, что нужно приступать к немедленной эвакуации.

Все сразу очень испугались, решили, что началась война, и что эвакуировать придется весь город. Шеф зловеще усмехнулся и заявил, что ситуация гораздо критичнее: дедушка ищет папу с Лежебокой и не исключено, что вот-вот найдет! Тут началась настоящая паника: зеваки попытались броситься врассыпную, но на узенькой улочке не очень-то рассыплешься, и вместо того чтобы мирно разойтись в стороны, все еще больше сгрудились и принялись наступать друг на ноги, ругаться и размахивать руками. Мэр требовал выяснить, кто разболтал дедушке стратегическую информацию о пропаже папы и Лежебоки. Заместитель шефа полиции дрожащим голосом отвечал, что по непроверенным данным дедушку послала на поиски бабушка, а источники бабушкиной информированности в данный момент изучаются. Шеф полиции судорожно искал пистолет в своей кобуре, но не находил, потому что пистолет утром взяла поиграть его средняя дочка и забыла положить на место. Главный ветеринар твердил, что у него дома неотложные дела, и пытался прорваться сквозь толпу людей наружу, но застрял между двумя толстяками и теперь не мог выбраться ни назад, ни вперед. Воспользовавшийся суматохой владелец кондитерского магазинчика похитил свисток у заместителя полицейского шефа, громко свистнул в него и стал зычным голосом отдавать приказы о начале операции вывоза медведя в лес.

В это время дедушка, тщательно обыскавший все прилегавшие к Лежебокинскому дому улицы и даже побывавший в полицейском участке, вернулся к бабушке и с виноватым вздохом доложил, что найти пропавших членов семьи не удалось. Бабушка рассердилась и сказала, что дедушке вообще ничего нельзя поручить, и решила после ужина и купания нового ребенка отправиться на поиски лично.  

Бабушка все свои обещания всегда сдерживает, все проблемы всегда устраняет, а все пропажи всегда обнаруживает (даже потерявшегося на охоте дедушку она много раз находила, вытаскивала из болота, снимала с дерева, извлекала из тернового куста и возвращала домой). Но кормление домочадцев и полоскание в специальной детской ванночке внучки заняло у нее довольно много времени – поэтому, когда бабушка добралась до разграбленного медведем кондитерского магазина, там уже никого не было.

А возглавляемая владельцем кондитерского магазина процессия, освещенная полной луной, неотвратимо приближалась к лесу. Мэр и шеф полиции шли сразу следом за хозяином магазинчика, чтобы он не раскомандовался и не захватил кроме руководства операцией по эвакуации еще и власть в городе. За ними с недовольным видом ступала парадная белая лошадь мэра, тащившая вместо мэра большую телегу с медведем, папой и Лежебокой. Время от времени лошадь возмущенно фыркала, намекая на то, что она – дама городская и утонченная – нанималась гарцевать на парадах, а не возить кого попало, как какой-нибудь  деревенский тяжеловоз, и что в качестве моральной компенсации ей нужно немедленно выдать ведро отборного овса. Замыкавшие шествие зеваки вместе с главным ветеринаром и разными полицейскими чинами тут же принимались шикать на парадную лошадь, чтобы она ненароком не разбудила папу или Лежебоку.

Потом грунтовая дорога закончилась, и всем участникам самовывоза медведя к месту базовой дислокации пришлось дружно вытаскивать телегу из глубоких лесных сугробов, в которые она то и дело проваливалась – даже мэр с шефом полиции, напрягаясь и кряхтя, толкали упирающуюся лошадь и освобождали от корки наста буксующие колеса. До медвежьей берлоги добрались только на рассвете, усталые и несчастные (не считая возлежавших на телеге в обнимку с медведем папы с Лежебокой, которые выглядели вполне счастливыми, из-за чего все остальные участники экспедиции им сильно завидовали).

На месте выяснилось, что перетащить храпящую троицу в берлогу нет никакой возможности (вход был слишком узким, отъевшийся в городе медведь – слишком тяжелым, а руки доблестных эвакуаторов – слишком слабыми), поэтому было принято решение сгрузить преступника с заложниками прямо в снег, предварительно подстелив под них брезент. Покончив таким образом с нависшей над городом угрозой, официальные и неофициальные лица дружно отряхнулись, вытерли пот со лба и собрались трогаться в обратный путь. Но этот самый путь им преградила бабушка, которая, как и подобает многоопытной охотничьей жене, способна в кратчайшие сроки найти иголку в стогу сена и, а уж толпу людей в лесу – и подавно.

Мы уже рассказывали вам, что мама Лежебоки в гневе страшна – но бабушка опаснее ее в тысячу раз, особенно когда речь идет о безопасности ненаглядных родственников. Ведь бабушка была не просто бабушкой и охотничьей женой – до выхода на пенсию она работала учительницей в школе и могла в мгновение ока призвать к порядку любого двоечника и укротить любого хулигана.

Бабушка уперла руки в боки, сверкнула устрашающим взглядом из-под нахмуренных бровей, а потом ужасным учительским голосом пригрозила наломать ольховых веток и прилюдно высечь мэра, шефа полиции, главного ветеринара и прочих безответственных товарищей, если они немедленно не вернут ей сына и внука. 

Безответственные товарищи, осторожно пятясь от разгневанной бабушки, лепетали, что папа с Лежебокой вызвались исполнить благородную миссию по налаживанию контактов с лесными медведями без всякого принуждения, то есть практически добровольно, и что отнять у медведя недавно захваченных заложников – значит сильно расстроить и без того несчастного зверя. Бабушка лепетанию не поверила, от шефа полиции с главным ветеринаром отмахнулась и попыталась в одиночку вызволить папу с Лежебокой из медвежьих лап. Но медведь не собирался расставаться со своими «медвежатами», поэтому бабушке удалось вызволить из плена только папин сапог.

Тут бабашка совсем осерчала, прикрикнула на мэра, и потребовала обеспечить папе и Лежебоке нормальные условия работы, раз уж они заняты всемирно важным делом по наведению мостов между людьми и медведями, и никак не успеют вернуться домой к завтраку.

Мэр не посмел ослушаться свою бывшую учительницу, и в тот же день над папой с медведем и Лежебокой соорудили большой снегонепроницаемый навес с балдахином. Холодную подстилку из брезента заменили роскошными персидскими коврами из дома главного ветеринара. Для защиты от морозов установили систему климат-контроля, ранее предназначавшуюся для нового здания мэрии. Для создания гармоничного музыкального фона привезли домашний кинотеатр шефа полиции. А по периметру поляны выставили почетный караул из одной парадной лошади и трех парадных полицейских.

«Маловато будет!» – сказала бескомпромиссная бабушка и потребовала организовать бесперебойное питание пребывавших в спячке героев. Если вы хоть раз пробовали накормить какое-нибудь спящее существо, то знаете, что это задача не из легких, ведь во сне неудобно ворочать челюстями, а подавиться или поперхнуться проще простого. Главному ветеринару пришлось связаться со своим двоюродным братом, который работал в центре управления космическими полетами, и заказать ужасно дорогую, но зато совершенно безопасную космонавтскую еду в тюбиках.

Мэр города очень надеялся, что в сонном состоянии папа с Лежебокой утратят большую часть своего отменного аппетита, но просчитался. Каждый из наших героев теперь, не просыпаясь, ел за троих, – да еще и медведь, почуяв вкусный запах выдавливаемого из тюбика творожного пудинга, открыл пасть и требовательно заурчал. На состоявшемся прямо в лесу совещании официальных лиц было принято трудное, но неотвратимое решение поставить на довольствие и медведя, так что через неделю все средства городской казны окончательно и бесповоротно истратились.

От надвигавшегося финансового кризиса, дефолта и народных волнений город спасла бабушка, додумавшаяся кормить героев молочной смесью из бутылки с соской (совсем как нового маминого ребенка). Больше всех бабушкино изобретение пришлось по душе медведю, и он на радостях стал выпивать три ведра смеси в день,  (стоявшие в почетном карауле парадные полицейские едва успевали менять ему памперсы).   

Так прошло два месяца... «Как?! Неужели Лежебока целых два месяца не ходил в школу и не получил ни одной двойки за прогулы?» – спросите вы. «Лежебоке повезло, – ответим мы: – директор школы, тайный поклонник бабушки, велел учителям записать в Лежебокинском дневнике, что мальчик проходит практику по природоведению непосредственно на природе, а потому от остальных занятий временно освобождается».  А папе повезло еще  больше: он не только не ходил на работу, но и получал зарплату, как находящийся на важном спецзадании важный спецагент.

Но потом зима все же закончилась, и мэр стал с нетерпением поджидать пробуждения медведя. А медведь все не просыпался и не просыпался – действительно, зачем просыпаться, если вас и так неплохо кормят? Ситуация вновь стала угрожающей: запасы молочной смеси в городе и окрестностях подходили к концу, в домашнем кинотеатре шефа полиции от лесной сырости испортился динамик, парадные полицейские устали менять памперсы и грозились подать в отставку, а белая парадная лошадь с горя сжевала кусок главноветеринарского персидского ковра.

Но тут, к счастью, на поляне появился дедушка, от которого бабушка всю зиму скрывала правду. Дедушка не то чтобы не верил, что папа с Лежебокой отбыли в заграничную командировку, но томился от охотничьего инстинкта и периодически совершал вылазки в лес, сам не понимая, что именно он ищет. Впрочем, это было очень характерное для дедушки состояние: он всю свою охотничью карьеру ходил туда, не знаю куда, и приносил оттуда то, не знаю что. А бабушка потом потихоньку относила дедушкины неопознанные трофеи в местный природоведческий музей, потому что дома они давно не помещались.

И вот однажды, когда снег растаял, а на пригорках расцвели цветы мать-и-мачехи, дедушка забрался особенно далеко в лесную чащу, удивляясь тому, что все буреломы и завалы валежника расчищены, все тропинки подметены, а трава – тщательно причесана. Он вышел на смутно знакомую поляну с поваленной сосной и увидел сначала белую лошадь, с непонятной тоской глядящей в сторону города, потом трех полицейских в помятых мундирах, игравших в крестики-нолики, и наконец – спавших под балдахином папу с Лежебокой. «Сынок! – радостно завопил дедушка, бросаясь к балдахину. – Внучок!»

Медведь, которому как раз снилось, что они с медвежатами нашли медведицу, дернулся от дедушкиного вопля, открыл глаза и увидел, что прямо на него несется странный худой зверь на двух лапах, с совершенно безволосой головой, белым клювом и ослепительно сверкающими круглыми глазами в тонких золотых ободках. Медведь вскочил, недоуменно потряс головой, перевел взгляд вниз и увидел еще парочку странных существ, мирно спавших у его ног. Никаких медвежат не было и в помине.

Дедушка с разбегу запрыгнул на персидские ковры и, не обращая на медведя никакого внимания, принялся тормошить папу с Лежебокой. Смутно знакомый запах ударил медведю в нос – это был один из тех запахов, которые он унюхал в далекий злосчастный день исчезновения медведицы и медвежат.

Страшная правда обрушилась на медведя и заставила его зареветь от обиды. «Так вот ты какой, бывший одноклассник!» – проревел он оцепеневшему дедушке. «А вы?! – обратился медведь к папе с Лежебокой, с трудом продиравшим глаза. – Я к вам, как к родным, а вы...» Оправдаться ни дедушка, ни папа с Лежебокой не успели: оскорбленный человеческим коварством медведь развернулся, и что есть мочи рванул в глубь леса, едва не сбив с ног продолжавшую тосковать парадную лошадь...

 

Продолжение следует