Много лет назад на уроке русского языка и литературы нам дали домашнее задание:
написать сочинение "Природа родного края".
- Камни, камни, камни, - тут же откликнулся главный остряк нашего класса: дело
происходило в Ереване, где служил мой отец, на тот момент - полковник Советской
Армии.
Теперь уже не помню, о чем писали мои одноклассники, для которых Армения действительно
была родной землей, - землей, на которой они родились и выросли и которая приняла
в себя прах многих поколений их предков. Но уж наверняка не о камнях. А мое
сочинение начиналось пафосно: "Моя родина - Украина. Как прекрасны ее бесконечные
поля, березовые рощи в желтом кружеве осенней листвы, величавые реки…"
В общем, размышления на тему "Чуден Днепр при тихой погоде". При всем
при этом пафос был абсолютно искренним: мои детство и юность проходили в чужой
земле, меня окружали люди, говорившие на чужом языке, и поездки на летних каникулах
НА РОДИНУ воспринимались как сумасшедшее счастье, ожиданием которого были заполнены
все весенние месяцы.
Ирония судьбы. Хорошо там, где нас нет. Там, в далеком Ереване, Украина действительно
была для меня отчизной, родным домом, местом, куда меня неудержимо тянуло. А
потом я окончила школу, уехала из Армении, поступила в Харьковский университет,
и счастье от пребывания на родине куда-то исчезло, сменившись недоумением: вот
сюда я так рвалась? Да, вокруг были люди со славянскими лицами, и говорили они
по-русски, но я опять чувствовала себя чужой: родной город незаметно изменился,
утратив очарование, которым он был окутан для меня в детстве, люди жили, погрузившись
в свои, непонятные и далекие от мня проблемы. Я снова была "не из этой
песочницы", и теперь меня мучила ностальгия по Армении, где остались мои
родители и друзья.
Особенно остро ощущение своей чужеродности полоснуло меня во время страшного
Спитакского землетрясения. В Ленинакане, который оказался почти в самом эпицентре
разбушевавшейся стихии, прошли первые тринадцать лет моей жизни. Телефонные
звонки приносили жуткие новости о погибших и изувеченных знакомых, соседях,
друзьях, одноклассниках. Глаза отказывались верить кадрам из новостийных программ:
в обугленных руинах я узнавала дом, в котором мы жили, и свой детский сад, а
улицы, по которым я любила гулять, были заполнены вереницами гробов… И вот в
этом-то состоянии меня угораздило зайти в университетскую библиотеку - сдать
книги после зимней сессии, чтобы с чистой совестью улететь в Ереван на каникулы.
Очередь страждущих избавиться от здоровенной стопки учебников и уехать домой
была огромной, и я попала в крохотную комнатку к девушкам-библиотекарям только
часа через два. Они говорили о землетрясении: как раз в то время был объявлен
сбор средств и вещей для пострадавших. И две юные служительницы храма науки
с интеллигентными на вид лицами и с ужаснувшей меня агрессией рассуждали о том,
что… так этим армянам и надо. Неповадно будет в Карабах соваться. Получили по
заслугам, сволочи. Какой такой сбор средств?! Обойдутся!..
Конечно, это не показатель. И порядочных людей, готовых поделиться последним
с людьми, попавшими в беду, тогда оказалось гораздо больше, чем любителей порассуждать
о каре свыше, вместо того чтобы честно озвучить: "Моя хата с краю"
и "Своя рубашка ближе к телу". Но человек устроен так, что любое событие
он воспринимает не через сухие цифры статистики, а через запавшие лично ему
в души кадры, слова, поступки. И так случилось, что для меня на одной чаше весов
оказались эти две барышни из библиотеки - люди из моей родной-чужой Украины,
а на другой - мужчины с запавшими глазами, чуть ли не вручную разгребавшие руины,
под которыми погибали их родные, и женщина с ампутированной ногой, прямо на
руках у которой в завале умер двухмесячный ребенок - люди из моей чужой-родной
Армении…
С тех пор утекло много воды. Я почти ко всему привыкла и почти со всем смирилась.
Только чувство родины так и не появилось. Вместо него появилось чувство ПМЖ:
"Я здесь постоянно живу. И не собираюсь уезжать". Возьму на себя смелость
утверждать, что те же ощущения (вкупе с паспортом гражданина Украины) подменяют
чувство родины у многих моих соотечественников. Несмотря на то, что мой случай
не очень показателен. Но сколько их еще, "бывших военнослужащих и членов
их семей", в нашей стране? Сколько людей, считавших своей родиной СССР
(а поменять родину не так просто, как кажется)? Сколько граждан, всю свою жизнь
говоривших на русском языке, выросших на русской культуре и воспринимающих события
в России - в другом государстве! - ближе к сердцу, чем события в родной Украине?
Да разве дело в этом? Чувство родины - это чувство ДОМА. Много у нас людей,
считающих эту страну своим домом, свой город своим домом, да хотя бы свою улицу
своим домом? Достаточно посмотреть на унылые лица большинства наших городов
и сел, - разве к СВОЕМУ ДОМУ можно так относиться? То-то же "Моя хата с
краю", - вот и все украинское чувство родины.
"Критиковать да обличать всегда проще простого, - останавливает меня внутренний
голос. - А как сделать - не других, а хотя бы самого себя - патриотом? Есть
у тебя рецепты? И откуда оно вообще берется, это самое чувство родины?"
Нет у меня рецептов. Можно очень долго рассуждать о том, почему для одного человека
весь земной шар - дом, а другой не чувствует себя как дома даже в собственной
квартире. Знаю одно: если гордость за свою страну - чувство социальное, выращиваемое
родителями, социальными институтами и государственной пропагандой (посмотрите
на Америку!), то чувство родины, чувство дома - это нечто совершенно мистическое.
И приходит оно свыше. Это чувство причастности к земле, по которой ходишь, и
к тому, что на этой земле происходит. Это чувство сопричастности с людьми, которые
живут в этой стране вместе с тобой (даже если они ругаются матом в транспорте,
бьют друг другу морду в парламенте или не платят налоги), ощущение этих людей
РОДНЫМИ. Понимание того, что это и есть ТВОЙ МИР, и ты за него в ответе.
Есть у меня место на Владимирской горке, где это самое мистическое чувство почему-то
включается. А может быть, это просто просыпается генетическая память: глядя
на застывшую фигуру князя Владимира, прикрывающего собой город, и расстилающуюся
перед ним необъятную гладь Днепра, я чувствую себя древним русичем, стоящим
на земле предков и зорко смотрящим вдаль: что-то готовит нам грядущий день?
Ярослава Сегал